Андреев Ю. В.

Раннегреческий полис (гомеровский период)

Глава II. Гомеровский полис

Уже давно было замечено, что Гомер знает только одну форму человеческого общежития, которую он сам называет «полисом»¹. Встречающиеся в поэмах термины ἄστυ и πτολίεθρον при ближайшем рассмотрении оказываются просто синонимами πόλις. Среди народов и племен, фигурирующих в эпосе, полис имеет поистине универсальное распространение. Даже дикари вроде киммерийцев и лестригонов живут полисами (Od., X, 105 sqq.; XI, 14). Единственное исключение составляют циклопы, каждый из которых живет сам по себе (Od., IX, 114 sq.), но для поэта это — свидетельство их ужасающей дикости. В полисах живут не только люди, но и боги, например Эол со своими сыновьями (Od., X, 13). Обычный вопрос, с которым в «Одиссее» обращаются к чужеземцу: «Кто ты? Откуда родом? Где находится твой город (πόθι τοι πόλις) и твои родители?» (I, 170; X, 325; XIV, 187 и т. д.). Едва ли случайно также, что в «Илиаде» поэт выбирает для изображения на щите Ахилла два города-полиса, а не две деревни (XVIII, 490 sqq.). Деревня как таковая в поэмах ни разу не упоминается. Отсюда не следует, конечно, что поселения этого типа вообще были неизвестны Гомеру. Умолчание о них в эпосе может быть такой же поэтической условностью, как и сознательное избегание всяких упоминаний о железном оружии или же об употреблении в пищу рыбы. Однако уже и тот факт, что поэт видит в полисе единственно достойную упоминания форму поселения, его, так сказать, идеальный тип, говорит о многом. Очевидно, полис

¹ Meyer Ed. Geschichte des Altertums. Bd. II. Stuttgart, 1893. S. 335; Hasebroek J. Griechische Wirtschafts- und Gesellschaftsgeschichte bis zur Perserzeit. Tübingen, 1931. S. 28; Hoffmann W. Die Polis bei Homer // Festschrift B. Snell. München, 1956. S. 153 ff.

был уже не только широко распространен в Греции и поэтому хорошо известен Гомеру, но и являлся политически господствующим типом поселения, подчинившим себе все остальные.

Описания городов, встречающиеся в поэмах, в той или иной степени подчинены определенному стандарту, вследствие чего при чтении «Илиады» и «Одиссеи» в нашем сознании постепенно из множества рассеянных в тексте деталей, отдельных фраз, сравнений и т. д. складывается обобщенный образ идеального полиса. Вот некоторые из его наиболее характерных признаков. Типичный гомеровский полис невелик. На это указывает примечательная деталь: источник, из которого жители полиса (πολῖται) берут воду, находится обычно за городской стеной (Il., XII, 147 sqq.; Od., VI, 292; X, 105 sqq.; XVII, 205 sqq.; ср.: VII, 131). Идеальный полис располагается, как правило, на возвышенности. Об этом свидетельствуют выражения типа Δίου τ᾽ αἰπὺ πτολίεθρον (Il., II, 538); (αἰπεινή Γονοέσσα) (Il., II, 573); Ἴλιος αἰπεινή (Il., XVII, 328); πολλάων πολίων ... κάρηνα (Il., II, 117). Дома в городе стоят очень тесно, почти вплотную друг к другу. В известном сравнении боя с пожаром (Il., XVII, 737 sqq.) огонь, вспыхнув в одном месте, стремительно пожирает весь город, очевидно, очень плотно застроенный. Компактное расположение жилых домов диктовалось необходимостью экономии места, в свою очередь вытекающей из того, что весь полис был обнесен кольцом стен. Среди городов, фигурирующих в эпосе, стены имеют Троя, город феаков в «Одиссее», полис, изображенный Гефестом на щите Ахилла (Il., XVIII, 514), Калидон в рассказе Феникса о гневе Мелеагра (Il., IX, 383 sq.), πτολίεθρον τηλέπυλον, в котором обитают лестригоны (Od., X, 82), Фивы Египетские (IX, 383) и Фивы Беотийские (Od., XI, 263 sq.), наконец Тиринф и Гортина (оба города названы в «Каталоге кораблей» — Il., II, 559, 649 — τειχιόεσσα; ср.: εύτεὶχεος πόλις о Трое — Il., I, 129; XVI, 57). В сценах на Итаке, в Спарте и в Пилосе стены не упоминаются ни разу, так как здесь этого не требует ни логика сюжета, ни художественная необходимость, хотя в представлении поэта эти три города едва ли существенно отличаются от всех других. Вообще же стены у Гомера являются неотъемлемой принадлежностью всякого полиса. Об этом говорит хотя бы последовательность действий основателя города феаков Навситоя (Od., VI, 4 sqq.):

сначала он возвел вокруг города стены, затем построил дома, соорудил святилища богов и, наконец, разделил землю на наделы. Аналогично изображается основание Фив Зетом и Амфионом (Od., XI, 263): «Они впервые заложили основание семивратных Фив и окружили их стеной (πύργωσαν), так как не могли жить в просторных Фивах, не укрепив их (ἀπύργωτον), хоть и были могучи».

В этой связи интересно обратить внимание на некоторые оттенки в употреблении терминов ἄστυ и πόλις, которые практически, как было уже сказано, являются синонимами и, постоянно чередуясь в тексте, могут обозначать один и тот же город, например Трою (ср.: Il., XXII, 198, 251, 464). Характерно, однако, что ἄστυ чаще всего встречается там, где идет речь о событиях, происходящих внутри города, на его улицах и площадях (так, Il., VI, 287: о торжественном шествии троянских женщин к храму Афины; XVIII, 493: о свадебной процессии; Od., VII, 40: об Одиссее, идущем по улицам города феаков). Ἄστυ — это место, где распространяются слухи о доблести героя (Il., XXII, 432 sq.) и вообще любая весть. Не случайно вестник назван ἀστυβοώτη (Il., XXIV, 701). С другой стороны, πόλις — это тот же самый город, но видимый как бы извне глазами врага или просто постороннего наблюдателя со всеми его укреплениями: стенами, башнями и воротами. Показательно, что такие эпитеты, как εύτείχεος («с хорошими стенами»), ὑψίπυλος («с высокими воротами»), πύργοις ἀραρυῖα («укрепленный башнями»), употребляются Гомером только в связи с πόλις и никогда в связи с ἄστυ².

Оба этих аспекта гомеровского полиса наглядно представлены в известном изображении двух городов на щите Ахилла (Il., XVIII, 490 sqq.). В сущности, это один и тот же город, но воспринимаемый под двумя разными углами зрения: изнутри в сце-

² Отсюда не следует, однако, что первый из этих двух терминов означает укрепленную цитадель — царский бург, второй же — лишенный стен «нижний город», являющийся местожительством демоса. Ср.: Schuchhardt С. Hof, Burg und Stadt bei Germanen und Griechen // Neue Jahrb. kl. Alt. Bd. 21. 1908. S. 309 ff.; Busolt G. Griechische Staatskunde. Hauptteil I. München, 1920. S. 318; Clotz G. La cité grecque. Paris, 1928. P. 12; Hoffmann W. Die Polis bei Homer. S. 153.

нах мирной жизни (не случайно здесь снова употреблен термин ἄστυ) и извне в сцене осады. Важно подчеркнуть, что как в том, так и в другом случае речь идет именно о городе, а не о цитадели или временном убежище³. Люди (λαοί), участвующие в массовых сценах первой части этой картины (сцены свадебного шествия и суда на агоре), — это, несомненно, жители самого полиса, а не собравшиеся по случаю обитатели сельской округи. Их же мы видим затем выступающими из ворот с оружием в руках на защиту города, в то время как женщины, дети и старцы, собравшись на стенах, готовятся отразить натиск врага. Эта картина живо перекликается с целым рядом аналогичных сцен в других частях «Илиады» (см., например: VIII, 519: Гектор призывает троянских юношей и старцев нести караул на башнях вокруг города, в то время как мужчины сражаются в поле). Город, изображенный на щите Ахилла, — это как бы моментальная фотография Трои, величественный образ которой лишь постепенно возникает перед нами при чтении поэмы.

Наиболее характерная определяющая черта во внешнем облике гомеровской Трои — это опоясывающее ее со всех сторон кольцо стен с воротами и башнями. Эта черта прочно зафиксирована в ряде центральных эпизодов «Илиады», принадлежащих, по всей вероятности, к ее первоначальному сюжетному ядру (таких, как сцена «тейхоскопии» в III песни, приступ Патрокла в XVI песни (702 sqq.), преследование Гектора Ахиллом), и во многих второстепенных, а также в эпитете εύτείχεος (Il, I, 129; II, 113; XVI, 57 и т. д.). Пространство, обнесенное стеной, здесь, как и в других гомеровских полисах, не могло быть очень большим. Гомеровская формула πόλις Πριάμοιο ἄνακτος (Il., II, 373; IV, 18, 290; XII, 11) имеет, конечно, весьма относительное значение. Тем более нельзя принимать всерьез расчеты позднейших критиков текста, по которым выходит, что число троянцев вместе с их союзни-

³ Такая трактовка гомеровского полиса нередко встречается в литературе: Cuiraud P. La propriété foncière en Grèce. Paris, 1893. P. 69; Kuhn E. Die Entstehung der Städte der Alten. Leipzig, 1878. S. 10 f.; Richter W. Die Landwirtschaft im homerischen Zeitalter // Archaeologia Homerica. Bd. II. Кар. H. Göttingen, 1968. S. 3 f.; ср.: Thomas Ch. G. Homer and the polis // La Parola del Passato. Fasc. 106. 1966. P. 6 f.

ками должно было составлять около 50 000 человек⁴. Довольно трудно, опираясь на гомеровский текст, представить себе внутреннюю планировку Трои. Попытки разделить ее на верхний и нижний город, поместив в первом из них дома Приама и его сыновей, а также храмы богов, упоминаемые в «Илиаде», во втором же весь остальной троянский демос, кажутся нам малоубедительными⁵. Четкое противопоставление верхнего города (ἄκρη πόλις) нижнему (ἄστυ) имеет место всего лишь в одном случае. Это известный эпизод в VI песни поэмы (286 sqq.), где изображается шествие «стариц троянских» во главе с Гекубой на акрополь для того, чтобы принести там дары Афине и молить ее о спасении полиса. Однако сам троянский акрополь представлен здесь как священное место, где находятся только жилища богов и нет жилищ человеческих (по контексту ясно, что Гекуба и сопровождающие ее женщины живут где-то внизу, в городе — ἄστυ) — ситуация, как мы знаем, типичная для многих греческих полисов послегомеровской эпохи. По-видимому, эта никем не заселенная цитадель и есть тот «священный Пергам», откуда наблюдает обычно за ходом сражения Аполлон и где находится его храм (IV, 508; V, 460; VII, 21; V, 446).

Впрочем, в той же самой VI песни мы сталкиваемся с прямо противоположной концепцией полиса, начисто исключающей первую. Буквально через несколько строк после эпизода с Гекубой (313 sqq.) Гектор подходит к дому Париса, о котором сказано, что он находился вблизи от жилищ Приама и самого Гектора опять-таки ἐν πόλει ἄκρῃ. Отсюда можно заключить, что Приам и его сыновья живут в каком-то особом царском замке, отделенном от домов рядовых граждан стеной (точка зрения Шуххардта). Но это вовсе не обязательно. Ни о какой стене, перегораживающей город изнутри, поэт нигде не упоминает, а само выражение ἐν πόλει ἄκρῃ, если представить всю Трою как один большой холм, опоясанный у подножия крепостной стеной, может вполне соответствовать нашему «в центре города». В некоторых случаях та же самая

⁴ Seymour Th. D. Life in the Homeric age. New York—London, 1907. P. 555.

⁵ Schuchhardt C. Hof, Burg und Stadt bei Germanen und Griechen. S. 309; Martin R. Recherches sur l'agora grecque. Paris, 1951. P. 25, 36.

формула πόλις ἄκρη совершенно определенно обозначает всю Трою, а не какую-то отдельную ее часть. Так (Il., XXII, 383 sq.), Ахилл говорит, что ему хочется узнать, оставят ли троянцы πόλις ἄκρη, т. е. Трою, после смерти Гектора или же будут продолжать сражаться. Аналогичный смысл имеет выражение: Ἴλιος αἰπεινή (Il., XVII, 328). В «Одиссее» в сходном значении употребляется слово ἀκρόπολις (единственный случай во всей гомеровской поэзии). В песни Демодока о гибели Трои (Od., VIII, 494, 504) троянцы втаскивают деревянного коня в ἀκρόπολις и оставляют на агоре. По справедливому замечанию А. фон Геркана⁶, этот термин обозначает в данном случае обнесенный стенами город, хотя и очень небольшой, состоящий в сущности из одного акрополя. Иначе говоря, ἀκρόπολις и собственно πόλις здесь практически совпадают.

Взятый как целое гомеровский образ Трои достаточно сложен. Очевидно, в нем сплавлены воедино характерные черты и признаки многих поселений, существовавших в разных местах и в разное время. Некоторые из этих признаков все же можно считать доминирующими над всеми остальными. Пытаясь представить Трою как нечто конкретное, мы видим перед собой небольшой, но хорошо укрепленный город на возвышенности (поэтому поэт называет его πόλις ἄκρη или Ἴλιος αἰπεινή, вершину которой занимает царский дворец или, по другому варианту, храмы главных богов. За городской стеной в Трое, так же, как и в городе, изображенном на щите Ахилла, живет все свободное население общины, весь троянский демос, и хотя в древнейшей, догомеровской версии эпической традиции этот демос, возможно, включал в себя лишь одну большую семью Приама (см. ниже, с. 108, прим. 42), это не дает нам права считать «священный Илион» просто цитаделью или, более того, временным убежищем (refugium)⁷. В понимании как самого Гомера, так, вероятно, и его более отдаленных предшественников Троя была именно городом, т. е. укрепленным поселением целой общины, во главе с родовым вождем-патриархом.

Говоря о реальных исторических прототипах гомеровского Илиона, мы должны обратиться в первую очередь к поселениям

⁶ Gerkan A. von. Griechische Städteanlagen. Berlin—Leipzig, 1924. S. 11.

⁷ Ср.: Thomas Ch. G. Homer and the polis. P. 7 f.

эпохи бронзы, в которую, судя по всему, уходит своими корнями поэтическая традиция, предшествующая нашей «Илиаде». Трудно согласиться с чересчур категоричным мнением Р. Керпентера, который пишет по этому поводу: «Гомер, который знал так мало о реальностях микенской культуры, был знаком с классическим полисом, т. е. с городом, в котором все горожане живут вместе, и ничего не знал о доклассическом, феодальном разграничении между вождем и простыми общинниками, отражением которого была сильно укрепленная цитадель, окруженная незащищенным поселением, в Микенах и Тиринфе. Гиссарлык был элладским Herrenburg, или замком вождя, в котором было достаточно места только для одной правящей династии, в то время как в представлении Гомера (и, следовательно, в «Илиаде») Троя была греческим городом, располагающим достаточным пространством для размещения всего его населения в черте стен»⁸. Против этого можно возразить, что Гомер, действительно, ничего не знал о «реальностях микенской культуры», но определенный запас информации об этой уже весьма отдаленной от него эпохе он мог почерпнуть из имевшегося в его распоряжении материала традиционной эпической поэзии. Даже если оставить в стороне слишком смелую догадку Блегена о том, что гомеровский «портрет» Трои был прямо и непосредственно скопирован с Трои VIIa, открытой в недрах холма Гиссарлык⁹, все же остается вполне реальная возможность отыскать прообраз города Приама среди микенских центров Пелопоннеса или Средней Греции, откуда берет, по всей вероятности, свое начало эпическая традиция о Троянской войне. Керпентер не видит этой возможности, так как меряет все микенские поселения одной и той же меркой. Между тем многие из них явно не укладываются в «феодальную схему» — «царский бург в сочетании с неукрепленным предместьем — обиталищем простого народа», из которой исходит американский историк. Выше мы уже говорили о укрепленных родовых поселках II тыс. до н. э., типичным

⁸ Carpenter R. Folk tale, fiction and saga in the Homeric epics. Berkeley—Los Angeles, 1956. P. 52.

⁹ Blegen C. W. Troy and the Trojans. New York—Washington, 1964. P. 13 f.; см. также: Bowra С. M. Homeric epithets for Troy // JHS. Vol. 80. 1960.

образчиком которых можно считать городище Мальти-Дорион в Мессении. Поселения этого типа состоят практически из одного только акрополя без признаков «посада» у его подножия. Все они и по своей планировке, и по характеру застройки резко отличаются от таких дворцовых комплексов, как Микены, Тиринф, Пилос, Орхомен, Фивы. Отчетливо выступающие в гомеровском описании Трои черты архаического городища родовой общины (отнюдь не классического греческого полиса) позволяют считать ее обобщенным образом всей этой группы микенских поселений.

Это не означает, однако, что изображение Трои является в общем ионийском контексте «Илиады» каким-то анахронизмом, введенным в него просто как дань традиции, наподобие знаменитого шлема из кабаньих клыков, с которым мы сталкиваемся в X песни поэмы. У своих предшественников Гомер мог заимствовать лишь общую схему, зерно образа — город на холме, обнесенный стеной. Это зерно было им развито и обогащено за счет тех впечатлений, которые давала окружавшая поэта действительность, сама во многом еще пронизанная микенскими традициями. Мы не должны забывать, что укрепленный общинный поселок-полис, во многих отношениях весьма еще сходный со среднеэлладским Мальти, продолжал оставаться типичной деталью греческого ландшафта также и в VIII в. до н. э., т. е. в то время, когда создавалась «Илиада». Очевидно, именно реальное сходство исторических прототипов гомеровской Трои сделало возможным их безболезненное взаимопроникновение и слияние в единый поэтический образ, но оно же и крайне затрудняет точную датировку этого образа.

С иным и, судя по всему, более прогрессивным типом гомеровского полиса знакомит нас «Одиссея». В VI песни поэмы (262 sqq.) царевна Навсикайя рассказывает Одиссею о городе феаков: «Затем мы придем в город, который окружает высокая стена (πύργος). С двух сторон город омывает прекрасная гавань с узким проходом, (через который) качающиеся на волнах корабли отыскивают себе дорогу (в гавань). Ведь для каждого из них поставлен на берегу навес (ἐπίστιον). Там у них и агора вокруг прекрасного святилища Посейдона, устроенная из огромных врытых в землю камней. Там же держат они и снасти своих черных

кораблей: канаты и паруса — и обтачивают свои весла». В другом месте (Od., VII, 43 sqq.) та же самая картина очерчена более скупыми и беглыми штрихами: «Дивился Одиссей, видя гавани и корабли, агору героев и большие, высокие стены (τείχεα), дивные взору». Как мы видим, панорама города в обоих случаях складывается из трех основных элементов: стен, гавани и агоры. Различие только в их последовательности. Ансамбль гавани и непосредственно с ней связанной агоры занимает во всей этой картине центральное место. Феакийская агора представляет собой довольно сложный архитектурный комплекс. В центре ее расположено святилище Посейдона (Ποσιδήιον). Имеет оно вид храма или же просто огороженного алтаря, остается неясным. Можно поэтому сказать, что агора здесь образует часть священного участка — темена — или даже прямо совпадает с ним¹⁰. На агоре или рядом с ней размещены также портовые сооружения, в которых стоят корабли феаков и хранятся корабельные снасти. Из контекста трудно понять, каково было назначение находившихся здесь же больших камней. Была это просто вымостка на площади, или ограда вокруг святилища Посейдона, или же, наконец, сидения, на которых располагались граждане во время народного собрания?¹¹ Последнее предположение кажется довольно правдоподобным, так как помимо археологических параллелей (о которых ниже, с. 79 сл.) оно находит подтверждение и в тексте самого Гомера. Так, в начале VIII песни (6) снова упоминаются «гладко отесанные камни» на агоре, служащие сидениями для Одиссея и Алкиноя. В «Илиаде» (XVIII, 503 sq.) на таких же «гладко отесанных камнях», поставленных внутри «священного круга» (ἱερῷ ἐνὶ κύκλῳ), восседают старцы, творящие суд в одной из сцен, представленных на щите Ахилла. Народ, окружающий здесь старцев, по-видимому, стоит. Однако у феаков сидят все участники собрания (см.: Od., VIII, 16: «Быстро наполнилась собравшимися людьми площадь и сидения — ἀγοραί τε καὶ ἕδραι; ср.: Il., II, 211;

¹⁰ McDonald W. A. The political meeting places of the Greeks. Baltimore, 1943. P. 25, n. 41; Martin R. Recherches sur l'agora grecque. P. 39.

¹¹ Так понимает это место Р. Мартэн (Martin R. Recherches sur l'agora grecque. P. 38); ср.: McDonald W. A. The political meeting places of the Greeks. P. 25.

Od., III, 7 sq.). Агора у феаков служит не только местом для народных сходок и богослужений, но также стадионом и орхестрой для игр и плясок молодежи, как это видно из песни VIII, 109 sqq., выполняя, таким образом, по выражению Мартэна, «агональную» функцию наряду с политической и религиозной. В то же время в феакийских песнях «Одиссеи», да и вообще нигде у Гомера нет никаких намеков на то, что агора использовалась так же, как торговая площадь¹². В этом отношении гомеровская агора вполне соответствует тому, что поздние греческие авторы называли «свободной агорой»¹³. Еще одна характерная особенность феакийской агоры состоит в том, что она никак не связана с царским дворцом, дворец Алкиноя расположен где-то в стороне от нее, среди домов других горожан (см.: VI, 298 sqq.; VII, 29, 46). Этим она отличается от троянской агоры, находившейся прямо перед дверьми дворца Приама (см.: Il., II, 788; VII, 346).

В описании острова феаков, несомненно, есть традиционные сказочные элементы. Важнейший из них — чудесный дворец Алкиноя, столь впечатляюще изображенный поэтом в VII песни «Одиссеи»¹⁴. Однако прилегающий ко дворцу оживленный приморский город, эскизно очерченный перед этим, вызывает совсем иные, уже не сказочные, а вполне реальные ассоциации. Его ближайший прототип следует искать, по всей видимости, в зоне ионийской колонизации среди таких городов, как Милет, Колофон, Эфес, Смирна и др. Едва ли случайно, что сами феаки представлены в поэме как мореходы-колонисты, покинувшие свою первоначальную родину — «широкую Гиперею», где они жили в соседстве с дикими циклопами — в поисках лучших мест для поселения (VI, 4 sq.). Уже Э. Роде назвал город феаков «идеальным образом ионийской колонии»¹⁵. Эту догадку немецкого ученого подтверждает поразительное сходство панорамы гомеровской Схерии с недавно открытой архаической Смирной

¹² McDonald W. A. The political meeting places of the Greeks. P. 22; ср.: Martin R. Recherches sur l'agora grecque. P. 62.

¹³ Ibid. P. 281; ср.: P. 165.

¹⁴ Eitrem S. Phaiaken // RE. Hbd. 38.1938. Sp. 1522; Webster T. B. L. From Mycenae to Homer. London, 1958. P. 157.

¹⁵ Rohde E. Psyche. Bd. I. Freiburg, 1903. S. 83.

(см. о ней, с. 52 слл.)¹⁶. В обоих случаях мы видим перед собой небольшой прибрежный город, опоясанный стеной с башнями и воротами и расположенный на мысу у входа в удобную «двойную» бухту. Правда, для полного тождества здесь не хватает одной существенной детали, а именно городской площади, расположенной прямо на морском берегу рядом с корабельной стоянкой (местонахождение смирнинской агоры, как было уже сказано, пока еще не удалось определить с достаточной точностью). Единственной реальной аналогией феакийской агоры остается пока что своеобразный археологический комплекс, открытый в Дреросе (см. выше, с. 57 сл.)¹⁷. Его конструкция помогает понять некоторые неясные детали в гомеровском тексте и, в частности, объясняет назначение больших камней, из которых была сложена, по словам поэта, агора феаков.

Гомеровская коллекция полисов, разумеется, не дает исчерпывающего представления о многообразии форм и типов поселений, существовавших в Греции на протяжении XI—VIII вв. до н. э. и известных нам даже по пока еще весьма скудным археологическим данным. Некоторые из этих форм вообще не имеют ни одной ясно выраженной эпической параллели. О существовании других можно догадаться лишь по разбросанным в тексте поэм неясным намекам¹⁸. Тем не менее два типа поселения, соответствующие двум основным стадиям в развитии раннегреческого полиса, очерчены в эпосе достаточно ярко и выпукло. Это — «протополис», или поселение первичной семейно-родовой общины (наиболее характерным его образцом можно считать Трою), и раннеархаический полис, являющийся по существу уже начальной формой города-государства (город феаков). Основное различие

¹⁶ Cook J. М. Old Smyrna, 1948-1951 11 BSA. № 53-54.1958-1959. P. 16.

¹⁷ Martin R. Recherches sur l'agora grecque. P. 59 s.; ср.: P. 56.

¹⁸ Так, полис экстравертного типа, т. е. комбинация укрепленного акрополя с неукрепленным «нижним городом», в своем чистом виде не встречается в эпосе ни разу, хотя в некоторых местах поэт дает понять, что этот тип поселения был ему также известен. — Il., VI, 286 sqq.; ср.: Od., II, 154; ср.: Schuchhardt С. Hof, Burg und Stadt bei Germanen und Griechen. S. 308 f.

между этими двумя типами гомеровского полиса заключается в организации их архитектурного центра. В Трое таким центром является, несомненно, дворец Приама, занимающий вершину городского холма. Дважды упомянутая троянская агора составляет как бы придаток ко дворцу, занимая площадку перед его дверями. В городе феаков мы видим иную картину. Агора с расположенным на ней святилищем Посейдона и каким-то подобием амфитеатра, в котором размещаются участники народного собрания, образует самостоятельный архитектурный ансамбль, никак не связанный с дворцом и в то же время определяющий собой весь силуэт города таким, каким его видит перед собой только что прибывший чужеземец. Наличие в городе постоянного, четко оформленного центра политической и религиозной жизни, равно как и его независимость от царского жилища, — факт сам по себе весьма знаменательный, ибо он свидетельствует о зарождении новой гражданской общины из разрозненных ячеек старого родового общества¹⁹.

При всей своей ограниченности и условности материал поэм все же позволяет существенно расширить и дополнить информацию, содержащуюся в археологических источниках. Так, в частности, он проливает некоторый свет на весьма темный и неясный вопрос о взаимоотношениях города и деревни в древнейший период греческой истории. Как было уже замечено, деревня в собственном значении этого слова не входит в число эпических реалий. За чертой городских стен, в «поле», поэт не видит никаких человеческих поселений, которые заслуживали бы специального упоминания. Трою, Итаку, Схерию, да и все другие гомеровские города, окружают безлюдные поля и горы. Лишь кое-где мы замечаем разбросанные на большом удалении друг от друга загоны для скота (μέσσαυλα) и пастушьи хижины при них, да одиночные усадьбы (δώματα).

«Поле» противостоит городу не только как чисто территориальное понятие, но и как социальное. Гомер проводит четкую грань между жителями города (πολῖται или в одном случае ἀστοί) и постоянным населением «поля» (ἀγροιῶται). Последний из этих терминов несет на себе ясно выраженную печать социальной не-

¹⁹ Thomas С. G. Homer and the polis. P. 7 f.

полноценности. В двух случаях из пяти он обозначает пастухов, пасущих чужой скот; в одном случае совершенно определенно имеются в виду рабы. В «Илиаде» (XI, 676) Нестор вспоминает, как погиб от его руки элейский герой Итимоней, сражаясь, как подобает благородному, в первых рядах (ἐν πρώτοισιν), после чего λαοὶ ἀγροιῶταις, стоявшие, очевидно, в тылу, немедленно разбежались. Презрительное отношение поэта к «поселянам» как к людям второго сорта здесь не вызывает сомнений. Презрением исполнены и слова предводителя женихов Антиноя, обращенные к Евмею и Филойтию (Od., XXI, 85): νήπιοι ἀγροιῶται ἐφημέρια φρονέοντες («дурачье, деревенщина, только о пустяках думающие»).

Образ жизни свинопаса Евмея в его хижине «на краю поля», очевидно, можно считать типичным для всех ἀγροιῶται. Его главная отличительная черта — почти полная оторванность от внешнего мира, почти полная свобода от всех общественных связей, за исключением одной-единственной — личной зависимости от своего господина. Таким образом, для Гомера «поле» вместе с его обитателями — это синоним почти первобытной дикости, крайней социальной разобщенности. Правильная цивилизованная жизнь, в его понимании, возможна только в полисе. Уже Гесиод, которого отделяет от автора «Одиссеи» самое большее каких-нибудь пятьдесят лет, изображает сельскую жизнь совсем по-иному. Его крестьяне, кстати, тоже именуемые ἀγροιῶται (см.: Theogon., 26) — свободные люди и живут не вразброс по хуторам, как гомеровские пастухи, а компактными массами по комам (этот термин впервые появляется именно у Гесиода; см.: Opera, 639; также: Scutum, 18), находясь все время в тесном общении с себе подобными (общеизвестно, какое значение Гесиод придает добрым отношениям с соседями, соблюдению разного рода общинных обычаев и т. д.).

Подавляющее большинство гомеровских героев живет в городе и принадлежит, следовательно, к категории πολῖται. Горожанином, безусловно, считает себя Антиной, презрительно третирующий рабов Одиссея не за то, что они — рабы, а за то, что они — мужики, поселяне. Также о Телемахе Евмей говорит с оттенком некоторого упрека, что он почти все время проводит в городе, среди народа, лишь изредка навещая отцовские стада и состоящих при

них пастухов (Od., XVI, 27 sqq.). И другие знатные итакийцы время от времени покидают город, отлучась по каким-нибудь хозяйственным надобностям (см., например: Od., II, 22,127), но при этом полис остается их главным местожительством, а сами они считаются горожанами par excellence. За городской стеной постоянно живет Приам вместе со всем своим родом и с прочей троянской знатью. Его сыновья пасут за городом отцовский скот (мотив, несомненно, весьма архаичный, восходящий к древнейшей мифологической традиции и вместе с тем хорошо вписывающийся в общую картину гомеровского быта) и выполняют различные другие хозяйственные поручения (Il., XI, 105; XX, 188; XXI, 36 sqq.; ср.: V, 313; VI, 25, 423; XXIV, 29; Od., XIII, 222 sq.; XV, 386). Но эти отлучки едва ли могли быть очень продолжительными. Ни о каких загородных постройках, пригодных для жилья, за исключением загонов для скота (см., например: Il., XXIV, 29), поэт в «Илиаде» не упоминает. В «Одиссее» уже появляется какое-то подобие сельской усадьбы. Примерами могут служить дома (δώματα) Эгисфа и Лаэрта (Od., IV, 517 sq.; XXIV, 208 sqq.). Поэт, однако, ясно дает понять, что считает отшельническую жизнь вдали от города, вдали от таких привычных для гомеровского аристократа занятий, как дружеские попойки или словопрения на агоре, недостойной благородного человека²⁰. Лишь сила обстоятельств может вынудить «превосходного мужа» засесть в своем деревенском уединении и забыть дорогу в город. Красноречивое тому свидетельство — горестная судьба старого отца Одиссея Лаэрта. Буйства женихов заставили его покинуть город и перебраться в «поле». Здесь он ведет жалкое существова-

²⁰ Некоторые авторы, в том числе П. Гиро и Эд. Мейер (Guiraud Р. La propriété foncière en Grèce. P. 69; Meyer Ed. Geschichte des Altertums. Bd. II. S. 339) склонны считать, что гомеровская знать не жила постоянно в городе, а лишь наведывалась туда время от времени для участия в народном собрании. Обычным же ее местожительством служили сельские усадьбы. Эту точку зрения резонно оспаривал уже Пёльман, полагавший, что главной резиденцией аристократии в те времена был именно полис. — Pöhlmann R. von. Aus Altertum und Gegenwart. München, 1911. S. 145 f.; см. также: Busolt G. Griechische Staatskunde. Hauptteil I. S. 152, 318; Hasebroek J. Griechische Wirtschafts- und Gesellschaftsgeschichte. S. 28; Hoffmann W. Die Polis bei Homer. S. 154.

ние: лишен даже самых элементарных удобств и в холодное время года спит прямо на полу («в золе»), около огня вместе со своими рабами (Od., XI, 187 sqq.).

Вообще в гомеровской шкале социальных категорий такие понятия, как «аристократия» и «полис», находятся в близком соседстве друг с другом и, несомненно, тесно взаимосвязаны. Природный аристократ не только постоянно живет в городе, но еще и управляет им и оберегает его от врагов. Эта мысль отчетливо звучит, например, в словах Ахилла о «лучших людях Эллады и Фтии», «оберегающих города» этой страны (Il., IX, 395 sq.: κοῦραι ἀριστήων, οἵ τε πτολίεθρα ῥύονται). И по своему образу жизни, и по своей «урбанистической» психологии гомеровская знать стоит гораздо ближе к городскому патрициату европейского средневековья, нежели к феодалам-помещикам той же эпохи²¹. А так как почти все — как главные, так и второстепенные действующие лица обеих поэм — являются аристократами по рождению, то у читателя невольно складывается впечатление, что все население гомеровского полиса состоит исключительно из знати и, следовательно, знать выступает здесь в роли основного градообразующего элемента. К этому социологическому парадоксу мы еще вернемся впоследствии (см. гл. IV). Пока же заметим, что сами понятия «город» и «городская жизнь» носят в гомеровской поэзии еще достаточно условный характер. Город здесь еще не отделен по-настоящему от деревни. По существу гомеровский полис — это и город, и деревня в одном лице²². Правда, как мы уже видели, по

²¹ Сходство это, конечно, не было абсолютным, так как основной сферой экономической деятельности раннегреческой аристократии было сельское хозяйство. Тем не менее средоточием ее общественной и духовной жизни всегда оставался полис. — Hoffmann W. Die Polis bei Homer. S. 154; ср.: Straβburger H. Der Einzelne und die Gemeinschaft im Denken der Griechen // Zur griechischen Staatskunde / Hrsg. Fr. Gschnitzer. Darmstadt, 1969. S. 104.

²² Эд. Мейер (Meyer Ed. Geschichte des Altertums. Bd. II. S. 332) совершенно справедливо указывает, что основную массу населения полиса составляли свободные крестьяне, которых он удачно называет «Ackerbürger»; ср.: Starr Ch. G. The origins of Greek civilization, 1100—650 В. C. New York, 1961. P. 340; Richter W. Die Landwirtschaft im homerischen Zeitalter. S. 3 f.

крайней мере некоторые из героев поэм уже имеют загородные дома, в которых они могут жить хотя бы летом, в страдную пору, а то и круглый год. Однако в памяти поэта и его слушателей еще свежо то время, когда таких усадеб не было даже у самых знатных и богатых людей. Поэтому их не удивляет и не шокирует тот факт, что навоз для удобрения заготавливается впрок на дворе городского дома Одиссея (Od., XVII, 298 sq.), а не где-нибудь в поле²³.

Лишь в одном случае полис у Гомера противопоставляется своей сельской округе как средоточие ремесла и торговли, где обитающий в «поле» земеледелец может приобрести металл, необходимый ему для работы. В XXIII песни «Илиады» (826 sqq.) Ахилл, обращаясь к участникам устроенных им погребальных игр в честь погибшего Патрокла, предлагает им метнуть глыбу необработанного железа (σόλον αὐτοχόωνον). Она же будет и призом, который получит победитель. Глыба эта так велика, что «даже если у кого и очень много есть далеко (вдали?) разбросанных тучных полей, он (все равно) будет обеспечен им (т. е. железом) на полных пять лет, так что у него ни пастух, ни пахарь не пойдут в город, нуждаясь в железе, но он (сам) их снабдит». Внимательный читатель сразу заметит необычность этого места. Она — не только в единственном во всей гомеровской поэзии косвенном намеке на существование городского рынка, но также и в том, что сам герой-землевладелец, о котором говорит Ахилл, вопреки общему обыкновению гомеровской знати, безвыездно живет в своей деревенской усадьбе, в окружении своих λαοί ἀγροιῶται²⁴. Изображенная здесь ситуация отражает, как нам кажется, достаточно поздний этап в развитии греческого общества. На это указывает хотя бы такая характерная деталь, как употребление железа для изготовления сельскохозяйственных орудий, что говорит о широком распространении и относительной дешевизне этого металла. В остальном, если оставить в стороне этот единственный в своем роде пассаж «Илиады», гомеровская концепция полиса вполне

²³ Ср.: Richter W. Die Landwirtschaft im homerischen Zeitalter. S. 4.

²⁴ Само собой разумеется, что владелец железной глыбы должен жить там, где находятся его запасы металла — величайшая драгоценность для аристократа гомеровской эпохи; ср. хотя бы описание кладовой Одиссея в Od., II, 337 sq.; XXI, 10.

гармонирует с тем типом укрепленного земледельческого поселения (немецкие историки, на наш взгляд, удачно определяют его терминами «Ackerburg» или «Stadt-Dorf»)²⁵, о котором дают наглядное представление такие замечательные памятники геометрического периода, как Смирна или Загора. Отличительной чертой этой первичной формы полиса является концентрация основной массы свободного населения общины (демоса) на небольшом участке, обнесенном крепостной стеной или укрепленном самой природой. За чертой городских стен, в «поле», ютятся лишь рабы, зависимые люди и разного рода отщепенцы, стоящие, по сути дела, вне общества и его законов.

С легкой руки Гомера презрительное отношение к «поселянам» как к людям второго сорта укоренилось в греческой поэзии. Его рецидивы можно встретить еще у Саффо, Алкмана, Феогнида Мегарского (Sappho, fr. 61 Diehl; Alcman, fr. 13 Diehl; Theogn., 53—56). А между тем уже при жизни Гомера, если датировать ее VIII в. до н. э., в развитии греческого общества наметились важные количественные и качественные сдвиги, которые едва ли могли ускользнуть от внимания нашего поэта. Как было уже замечено, конец гомеровского периода в ряде районов греческого мира, в том числе и в колыбели эпоса Ионии, ознаменовался первыми серьезными успехами новой городской культуры. Наблюдается быстрый численный рост городского населения за счет как естественного его прибавления, так и искусственного перемещения жителей мелких сельских общин в новые городские центры (так называемый «синойкизм»). Одновременно меняется и качественный его состав: постепенно начинает увеличиваться в общей массе обитателей полиса процент купцов и ремесленников, т. е. людей, не связанных непосредственно с землей или связанных лишь частично. Параллельно с этим процессом и, очевидно, в тесной связи с ним происходит другой не менее важный процесс внутренней и внешней колонизации. Не касаясь последней, так как это увело бы нас слишком далеко в сторону от нашей основной темы, скажем несколько слов о первой.

²⁵ Kirsten Е. Die griechische Polis als historisch-geographisches Problem des Mittelmeerraumes. Bonn, 1956. S. 92; Busolt G. Griechische Staatskunde. Hauptteil I. S. 140, Anm. 2.

Основным симптомом внутренней колонизации в Греции VIII в. до н. э. следует считать формирование нового типа поселения — комы, т. е. деревни в собственном значении этого слова, являющейся в одно и то же время антагонистом города и жизненно важным его придатком и спутником²⁶. Свидетельство Гесиода, на которое мы уже ссылались выше, показывает, что в следующем, VII столетии процесс размежевания между городом и деревней даже в сравнительно отсталой Беотии успел уже зайти достаточно далеко.

Таким образом, у нас есть все основания искать истоки этого процесса в той исторической обстановке, которая сложилась в наиболее передовых областях Греции в конце гомеровской эпохи. Пути становления комы и обособления ее от полиса могли быть самыми различными в зависимости от конкретных местных условий. В одних случаях кома возникает в результате политической деградации первичного полиса и превращения его в один из административных округов вновь образованного города-государства. Можно полагать, что именно по этому пути шло отделение города от деревни в Аттике в период синойкизма²⁷. В другом варианте кома появляется как продукт разрастания и спонтанного деления первичного полиса. Обычно комы располагаются на периферии полисной территории («на краю поля», употребляя гомеровское выражение), занимая пустовавшие ранее земли. Ядром, вокруг которого складывалось новое поселение, могла стать усадьба какого-нибудь знатного анахорета, предпочитавшего деревенское уединение городской суете и скученности (к тому же здесь, в деревне, находилась и основная сфера его хозяйственных интересов —

²⁶ В предшествующий период четкое смысловое разграничение между понятиями полиса и комы проводилось, вероятно, только в тех районах, где поселения пришельцев-завоевателей соседствовали с поселениями порабощенного коренного населения, как это было, например, в Спарте, в Фессалии, на Крите, в некоторых местах на Ионийском побережье. Но эту ситуацию едва ли можно считать типичной для всей Греции; ср.: Busolt G. Griechische Staatskunde. Hauptteil I. S. 145 f.; Swoboda H. Κώμη // RE. Suppl. IV. 1924. Sp. 951 f.; Kirsten E. Die griechische Polis als historisch-geographisches Problem des Mittelmeerraumes. S. 99 f.; Richter W. Die Landwirtschaft im homerischen Zeitalter. S. 23.

²⁷ Busolt G. Griechische Staatskunde. Hauptteil I. S. 159.

его земля и его стада). Население комы в этом случае состояло частью из зависимых и неполноправных людей (λαοί владельца усадьбы), частью из свободных крестьян, вынужденных по тем или иным причинам покинуть полис²⁸. Окруженный кольцом дочерних, политически и экономически зависимых от него поселений преображается и сам полис. Только теперь становится он городом в античном понимании этого слова, т. е. административным, военным и религиозным центром определенного округа или района, столицей карликового государства²⁹.

Все эти важные перемены в жизни греческого общества остаются как будто вне поля зрения эпического поэта. Как мы уже видели, Гомер практически игнорирует деревню, как если бы он ничего не знал о ее существовании. Эпизодические упоминания о деревенских усадьбах знати не меняют существа изображаемой им ситуации. В то же время сам полис в его представлении еще сохраняет основные признаки того полугорода-полудеревни, каким он оставался на протяжении столетий вплоть до начала «городской революции» VIII—VI вв. до н. э. Столь важные пробелы в эпической картине мира свидетельствуют о том, что сознание Гомера, отягощенное грузом предшествующей поэтической традиции, еще не способно было окончательно оторваться в воспроизведении важнейших жизненных ситуаций от выработанных ею канонов. Один из таких канонов, восходящих, по всей вероятности, еще к микенской эпохе, но сохраняющих свою обязательность и для ионийского поэта, жившего в VIII в. до н. э., требовал, чтобы герой жил непременно в полисе, а сам полис был изображен как некий универсум (единственно возможная форма существования цивилизованного человека), вокруг которого нет ничего, кроме дикой природы. К этому следует добавить, что для самого Гомера эта архаическая концепция полиса, по-видимому, была не просто

²⁸ Так, Эгисф, хотя и живет не в полисе, а в загородной усадьбе «на краю поля», имеет в своем подчинении народ (δῆμος), из которого он выбирает себе помощников для расправы с Агамемноном и его спутниками (Od., IV, 517 sqq.). Его отшельничество, однако, так же, как и в случае с Лаэртом, носит вынужденный характер.

²⁹ Heuss A. Die archaische Zeit Griechenlands // Zur griechischen Staatskunde / Hrsg. Fr. Gschnitzer. Darmstadt, 1969. S. 59.

анахронизмом, отвлеченной схемой, лишенной реального содержания. «Урбанистическая революция», начало которой он успел еще застать, развивалась неравномерно и не могла сразу создать сплошную зону новой городской цивилизации. По-видимому, даже в наиболее крупных очагах раннегреческого урбанизма, к каковым можно отнести и некоторые участки Ионийского побережья Малой Азии, например район Милета, пережитки прошлого были еще достаточно сильны и бок о бок с нарождающимися городскими центрами продолжали существовать «протогорода», или «города-деревни» предшествующего периода.

И все же приверженность традиционным эпическим нормам не исключает даже и у поэта такого плана, как Гомер, прямых выходов в современность. При общем архаическом колорите, лежащем на гомеровских описаниях городов и городской жизни, в отдельных эпизодах поэм уже угадываются очертания полиса новой формации (наиболее яркий пример — город феаков). Дыхание новой исторической эпохи чувствуется и в тех политических коллизиях, которыми щедро насыщена сюжетная канва «Илиады» и «Одиссеи». Но о них речь пойдет в следующих главах.

Источник: Андреев Ю. В. Раннегреческий полис (гомеровский период). Избранные статьи / Вступ. ст. Ю. А. Виноградова. — СПб.: ИЦ «Гуманитарная Академия», 2003. — 448 с., илл. — (Серия «Studia classica»).